Полезная статья? Пожалуйста, поставьте "+"
К СодержаниюСоциология Пьера Бурдье носит глубоко критичный и рефлексивный характер.
Его диа-лектичное и порой парадоксальное мышление направлено на критику
не только соци-альной или политической реальности переживаемого
периода, но и на саму социологию как инструмент познания социального
мира. Обращая внимание социологов на необходимость применения
социологического анализа к самой социологии как одной из областей
социального универсума, подчиненной тем же законам, что и любая другая
область, Бурдье отмечает, что деятельность социолога направляется не
одними лишь целями познания, но и борьбой за собственное положение в
научной среде. «Значительная часть социологических ортодоксальных работ,
— пишет он, — обязана своим непосредственным социальным успехом тому
факту, что они отвечали господствующему заказу, часто сводящемуся к
заказу на инструменты рационализации управления и доминирования или к
заказу на «научную» легитимацию спонтанной социологии господствующих.»
Для Бурдье характерно глубокое пренебрежение междисциплинарным делением,
накладывающим ограничения как на предмет исследования, так и на
применяемые методы. В его исследованиях сочетаются подходы и приемы из
области антропологии, истории, лингвистики, политических наук,
философии, эстетики, которые он плодотворно применяет к изучению таких
разнообразных социологических объектов как: крестьянст-во, искусство,
безработица, система образования, право, наука, литература,
брачно-родственные союзы, классы, религия, политика, спорт, язык,
жилище, интеллектуалы и государственная «верхушка» и т. д. Когда
проводят границу между эмпирической социологией и теоретической, то
обычно говорят, что эмпирическая социология изучает реальные факты и
явления, интерпретируемые в рамках абстрактной модели, которая и
является теоретической социологией. Эмпирическая социология, базируясь
на конкретных данных, a priori интегрирована в наблюдаемую ею социальную
реальность, тогда как теоретическая социология в своих рассуждениях
старается встать на некую объективную «сверхрефлексивную» позицию,
расположенную как бы над обществом. Подобное деление на эмпирическую и
теоретическую социологию абсолютно неприменимо к работам Бурдье.
Отвергая «непрактическую», невовлеченную в социальную жизнь стратегию
теоретического исследования как «наблюдения за наблюдателем», автор
выстраивает свои работы как человек, чьи интересы инвестированы в
действительность, которую он изучает. Поэтому главное для Бурдье —
зафиксировать результат, произведенный ситуацией наблюдения на само
наблюдение. Это означает решительный разрыв с традицией, утверждающей,
что теоретику «нечего делать с социальной действительностью, кроме как
объяснять ее». Отход от подобной «неинвестированной в социальную жизнь»
стратегии исследования означает, во-первых, экспликацию того
обстоятельства, что социолог не может занимать некую уникальную,
выделенную позицию, с которой ему «видно все» и весь интерес ко-торой
сводится только к социологическому объяснению; во-вторых, социолог
должен перейти от внешнего (теоретического) и незаинтересованного
понимания практики агентов к пониманию практическому и непосредственно
заинтересованному. «Социолог противостоит доксософу тем, что ставит под
сомнение вещи, кажущиеся оче-видными... Это глубоко шокирует доксософов,
которые видят политическую предвзятость в факте отказа от подчинения,
глубоко политического, выражающегося в бессознательном принятии общих
мест в аристотелевском смысле слова; понятий или тезисов, которыми
аргументируют, но о которых не спорят.» Логика исследований Бурдье в
корне противоположна чистому теоретизированию: как «практический»
социолог и социальный критик он ратует за практическую мысль в
противовес «чистой» мысли или «теоретической теории». Он неоднократно
подчеркивает в своих книгах, что теоретические определения не имеют сами
по себе никакой ценности, если их нельзя заставить работать в
эмпирическом исследовании. Диалектика социального агента Вводя агента в
противоположность субъекту и индивиду, Бурдье стремится отмежеваться от
структуралистского и феноменологического подходов к изучению социальной
реальности. Он подчеркивает, что понятие «субъект» используется в широко
распространенных представлениях о «моделях», «структурах», «правилах»,
когда исследователь как бы встает на объективистскую точку зрения, видя в
субъекте марионетку, которой управляет структура, и лишает его
собственной активности. В этом случае субъект рассматривается как тот,
кто реализует сознательную целенаправленную практику, подчиняясь
определенному правилу. Агенты же у Бурдье «не являются автоматами,
отлаженными как часы в соответствии с законами механики, которые им
неведомы». Агенты осуществляют стратегии — своеобразные системы
практики, движимые целью, но не направляемые сознательно этой целью.
Бурдье предлагает в качестве основы для объ-яснения практики агентов не
теоретическую концепцию, построенную для того, чтобы представить эту
практику «разумной» или, того хуже, «рациональной», а описывает саму
логику практики через такие ее феномены, как практическое чувство,
габитус, стратегии поведения. Одним из базовых понятий социологической
концепции Пьера Бурдье является понятие габитуса, позволяющее ему
преодолеть ограниченность и поверхностность структурного подхода и
излишний психологизм феноменологического. Габитус — это система
диспозиций, порождающая и структурирующая практику агента и его
представления. Он позволяет агенту спонтанно ориентироваться в
социальном пространстве и реагировать более или менее адекватно на
события и ситуации. За этим стоит огромная работа по образованию и
воспитанию в процессе социализации индивида, по усвоению им не только
эксплицитных, но и имплицитных принципов поведения в определенных
жизненных ситуациях. Интериоризация такого жизненного опыта, зачастую
оставаясь неосознаваемой, приводит к формированию готовности и
склонности агента реагировать, говорить, ощущать, думать определенным —
тем, а не другим — способом. Габитус, таким образом, «есть продукт
характерологических структур определенного класса условий существования,
т. е.: экономической и социальной необходимости и семейных связей или,
точнее, чисто семейных проявлений этой внешней необходимости (в форме
разделения труда между полами, окружающих предметов, типа потребления,
отношений между родителями, запретов, забот, моральных уроков,
конфликтов, вкуса и т. п.)». Габитус, по Бурдье, есть в одно и то же
время порождающий принцип, в соответствии с которым объективно
классифицируется практика, и принцип классификации практик в
представлениях агентов. Отношения между этими двумя процессами
определяют тип габитуса: способность продуцировать определенный вид
практики, классифицировать окружающие предметы и факты, оценивать
различные практики и их продукты. (то, что обычно называют вкусом), что
также находит выражение в пространстве стилей жизни агентов. Связь,
устанавливающаяся в реальности между определенным набором экономических и
социальных условий (объем и структура капиталов, имеющихся в наличии у
агента) и характеристиками занимаемой агентом позиции (соответствующим
пространством сти-лей жизни), кристаллизуется в особый тип габитуса и
позволяет сделать осмысленными как сами практики, так и суждения о них.
Двойственная природа социального пространства и социальных позиций
Главную задачу социологии Бурдье видит в выявлении наиболее глубоко
скрытых структур различных социальных сред, которые составляют
социальный универсум, а также механизмов, служащих его воспроизводству и
изменению. Особенность этого универсума заключается в том, что
оформляющие его структуры «ведут двойную жизнь». Они существуют в двух
ипостасях: во-первых, как «реальность первого порядка», данная через
распределение материальных ресурсов и средств присвоения престижных в
социальном плане благ и ценностей («виды капитала» по Бурдье);
во-вторых, как «реальность второго порядка», существующая в
представлениях, в схемах мышления и поведения, т. е. как символическая
матрица практической деятельности, поведения, мышления, эмоциональных
оценок и суждений социальных агентов. Говоря о позиции агентов в
пространстве, Пьер Бурдье подчеркивает тот аспект, что социальное и
физическое пространства невозможно рассматривать в «чистом виде»:
толь-ко как социальное или только как физическое: «...Социальное
деление, объективированное в физическом пространстве, функционирует
одновременно как принцип видения и деления, как категория восприятия и
оценивания, короче, как ментальная структура.» . Социальное пространство
поэтому не есть некая «теоретически оформленная пустота», в которой
обозначены координаты агентов, но воплотившаяся физически социальная
классификация: агенты «занимают» определенное пространство, а дистанция
между их позициями — это тоже не только социальное, но и физическое
пространство. Для того, чтобы понять, что же находится «между» агентами,
занимающими различные позиции в социальном пространстве, нужно «отойти»
от привычного рассмотрения «социального субъекта» и обратиться к тому,
что делает позицию в пространстве не завися-щей от конкретного индивида.
Здесь следует еще раз подчеркнуть употребление Бурдье понятия «агент»,
отражающего в первую очередь такое качества индивида, как активность и
способность действовать, быть носителем практик определенного сорта и
осуществлять стратегии, направленные на сохранение или изменение своей
позиции в социальном пространстве. Следовательно, можно сказать, с одной
стороны, что совокупность позиций в социальном пространстве (точнее, в
каждом конкретном поле) конституируется практиками, а с другой стороны, —
что практики есть то, что «находится» между агентами. Пространство
практик, таким образом, так же объективно, как и пространство агентов.
Социальное пространство как бы воссоединяет оба эти пространства —
агентов и практик — при по-стоянном и активном их взаимодействии. Таким
образом, общество как «реальность первого порядка» рассматривается в
аспекте социальной физики как внешняя объективная структура, узлы и
сочленения которой мо-гут наблюдаться, измеряться, «картографироваться».
Субъективная же точка зрения на общество как на «реальность второго
порядка» предполагает, что социальный мир является «контингентным и
протяженным во времени осуществлением деятельности уполномоченных
социальных агентов, которые непрерывно конструируют социальный мир через
практическую организацию повседневной жизни». Говоря о социальном
пространстве как «пространстве второго порядка», Бурдье подчеркивает,
что оно есть не только «реализация социального деления», понимаемого как
совокупность позиций, но и пространство «видения этого деления»: vision
и division, а также не только занятие определенной позиции в
пространстве (поле) — position, но и выработка определенной
(политической) позиции — prise de position. Противопоставление
объективизма и субъективизма, механицизма и целеполагания, структурной
необходимости и индивидуальных действий является, согласно Бурдье,
ложным, поскольку эти пары терминов не столько противостоят, сколько
дополняют друг друга в социальной практике. Преодолевая эту ложную
антиномию, Бурдье предлагает для анализа социальной реальности
социальную праксеологию, которая объединяет структурный и
конструктивистский (феноменологический) подходы. Так, с одной стороны,
он дистанцируется от обыденных представлений с целью построить
объективные структуры (пространство позиций) и установить распределение
различных видов капитала, через которое конституируется внешняя
необходимость, влияющая на взаимодействия и на представления агентов,
занимающих данные позиции. С другой стороны — он вводит непосредственный
опыт агентов с целью выявить категории перцепции и оценивания
(диспозиции), которые «изнутри» структурируют поведение агента и его
представления о занимаемой им позиции. Конституирование социальных полей
и их основные свойства Социальное пространство включает в себя
несколько полей, и агент может занимать позиции одновременно в
нескольких из них (эти позиции находятся в отношении гомологии друг с
другом). Поле, по Бурдье, — это специфическая система объективных связей
между различными позициями, находящимися в альянсе или в конфликте, в
конкуренции или в кооперации, определяемыми социально и в большой
степени не зависящими от физического существования индивидов, которые
эти позиции занимают. При синхроннм рассмотрении поля представляют собой
структурированные пространства позиций, которые и определяют основные
свойства полей. Анализируя такие различные поля, как например, поле
политики, поле экономики, поле религии, Пьер Бурдье обнаруживает
инвариантные закономерности их конституирования и функционирова-ния:
автономизация, определение «ставок» игры и специфических интересов,
которые несводимы к «ставкам» и интересам, свойственным другим полям,
борьба за установление внутреннего деления поля на классы позиций
(доминирующие и доминируемые) и социальные представления о легитимности
именно этого деления и т. п. Каждая категория интересов содержит в себе
индифферентность к другим интересам, к другим инвестициям капитала,
которые будут оцениваться в другом поле как лишенные смысла. Для того,
чтобы поле функционировало, необходимо, чтобы ставки в игре и сами люди
были готовы играть в эту игру, имели бы габитус, включающий знание и
признание законов, присущих игре. Структура поля есть состояние
соотношения сил между агентами или институциями, во-влеченными в борьбу,
где распределение специфического капитала, накопленного в те-чение
предшествующей борьбы, управляет будущими стратегиями. Эта структура,
кото-рая представлена, в принципе, стратегиями, направленными на ее
трансформацию, сама поставлена на карту: поле есть место борьбы, имеющее
ставкой монополию легитимного насилия, которая характеризует
рассматриваемое поле, т. е. в итоге сохранение или изменение
распределения специфического капитала. Пьер Бурдье дает ответ на часто
встречающийся вопрос о связи и отличии «поля» и «ап-парата» в смысле
Альтюссера или «системы» у Лумана. Подчеркивая существенность отличия
«поля» от «аппарата», автор настаивает на двух аспектах: историзм и
борьба. «Я настроен очень против аппарата, который для меня является
троянским конем худшего функционализма: аппарат — это адская машина,
запрограммированная на достижение определенных целей. Система
образования, государство, церковь, полити-ческие партии, профсоюзы —
это, не аппараты, а поля. В поле агенты и институции борются в
соответствии с закономерностями и правилами, сформулированными в этом
пространстве игры (и, в некоторых ситуациях, борются за сами эти
правила) с различной силой и поэтому различна вероятность успеха, чтобы
овладеть специфическими выгодами, являющимися целями в данной игре.
Доминирующие в данном поле находятся в позиции, когда они могут
заставить его функционировать в свою пользу, но должны всегда
рассчитывать на сопротивление, встречные требования, претензии,
«политические» или нет, тех, кто находится в подчиненной позиции.» .
«Прежде всего социология представляет собой социальную топологию. Так,
можно изобразить социальный мир в форме многомерного пространства,
построенного по принципам дифференциации и распределения...» «Агенты и
группы агентов, таким образом, определяются по их относительный
позиция.» в этом пространстве.» Говоря о позиции агентов в пространстве,
Пьер Бурдье подчеркивает тот аспект, что социальное и физическое
пространства невозможно рассматривать в «чистом виде»: только как
социальное или только как физическое: «...Социальное деление,
объективированное в физическом пространстве, функционирует одновременно
как принцип видения и деления, как категория восприятия и оценивания,
короче, как ментальная структура.». Социальное пространство поэтому не
есть некая «теоретически оформленная пустота», в которой обозначены
координаты агентов, но воплотившаяся физически социальная классификация:
агенты «занимают» определенное пространство, а дистанция между их
позициями — это тоже не только социальное, но и физическое пространство.
Согласно теории П. Бурдье, взаимоотношение между физическим и
социальным пространством можно описать следующим образом: ^•Физическое
пространство есть социальная конструкция и проекция социального
пространства, социальная структура в объективированном состоянии
•Социальное пространство - не физическое пространство, но оно стремится
реализоваться в нем более или менее точно Следовательно, можно сказать, с
одной стороны, что совокупность позиций в социальном пространстве
(точнее, в каждом конкретном поле) конституируется практиками, а с
другой стороны, — что практики есть то. что «находится» между агента-ми.
Социальное пространство включает в себя несколько полей, и агент может
зани-мать позиции одновременно в нескольких из них (эти позиции
находятся в отношении гомологии друг с другом). Поле— это специфическая
система объективных связей ме-жду различными позициями, находящимися в
альянсе или в конфликте, в конкуренции или в кооперации, определяемыми
социально и в большой степени не зависящими от физического существования
индивидов, которые эти позиции занимают. Анализируя такие различные
поля, как например, поле политики, поле экономи-ки, поле религии. Пьер
Бурдьс обнаруживает инвариантные закономергости их консти-туирования и
функционирования: автономизация, определение «ставок» игры и
специфических интересов, которые несводимы к «ставкам» и интересам,
свойственным другим полям, борьба за усыновление внутреннего деления
поля на классы позиций (доминирующие и доминируемые) и социальные
представления о легитимности именно этого деления и т. п. Каждая
категория интересов содержит в себе индифферентность к другим интересам,
к другим инвестициям капитала, которые будут оцениваться в другом поле
как лишенные смысла. Для того, чтобы поле функционировало, необходимо,
чтобы ставки в игре и сами люди были готовы играть в ту игру, имели бы
габитус, включающий знание и признание законов, присущих игре.Поле есть
место борьбы, имеющее ставкой монополию легитимного насилия, которая
характеризует рассматриваемое поле, т. е. в итоге сохранение или
изменение распределения специфического капитала.
|